Другой подобной приманки для паломников не сыщешь во всей Империи. Блаженные, хворые, юродивые, нищие, отчаявшиеся люди испокон веков стекались в Кристальные Горы, чтобы преклонять колени, целовать святые камни, о чем-то молить и на что-то надеяться. Аланис Аделия Абигайль насмотрелась на этих человечишек в бытность свою студенткой пансиона Елены. Когда гостевой дом пансиона не был занят вельможными визитерами, его двери открывались убогим путникам. Управительница Франческа поучала девушек: помогать нуждающимся – благородный долг аристократки. В назидание она давала студенткам повидать паломников: взгляните на этих несчастных, если не они нуждаются в помощи, то кто же?!

У девушек паломники вызывали смех. Путники были настолько утрировано мерзки!.. И ладно бы все на одно лицо, как в моровых палатах, – это навеяло бы состраданье и ужас. Так ведь нет, каждый был страшен по-своему: тот кривой, тот одноногий, этот тощий, как скелет, а вон – синий с красным пятном, а там – глядите! – лысая старуха! Словом, паломники напоминали бродячий цирк, и смотреть на них без смешливого отвращения никак не получалось. Аланис, собственно, так и сказала: «Зачем им помогать? Помогать уродам – значит, множить уродство!» Леди Франческа заявила: «Доброе отношение к бедным и убогим показывает величие души». Аланис предположила: «Может быть, мне стоит сходить прибраться в богадельне, вымыть городскую площадь от навоза и обняться с бродячим пьянчугой? Я стану так велика, что сама Янмэй позавидует!» Девушки засмеялись. Леди Франческа приказала Аланис накрыть стол для убогих путников, а после убрать и вымыть посуду. Словом, с тех пор герцогиня Альмера не слишком любила паломников.

Однако помнила об их существовании, и это пригодилось. Русло того ручейка паломников, что тек из центральных земель, пролегало через Флисс. Торговые суда, шедшие в Южный Путь, порою брали на борт пару-тройку убогих – по той же причине, по какой леди Франческа их кормила: выслужиться перед Праматерями. Новоиспеченная монашка-эмилианка явилась в порт и стала прогуливаться по набережной, высматривая подходящую компанию. Не лучшее удовольствие – гулять в таких местах одинокой девушке. Эту часть событий она обошла своим рассказом, ограничившись словами:

– Особой радости, милорд, я в порту не получила.

Но вот на глаза попалась компания из шести мрачных личностей. Аланис сразу поняла: они-то ей и нужны.

– Они смотрелись, милый Эрвин, будто аллегорическая гравюра «Шесть погибелей людских». Однорукий старик, горбатая женщина с клюкой, девчонка-заморыш, два брата-идиота: один совсем дурной, а второй хоть говорить мог… И с ними – священник.

Священник был совершенно нормален, даже благороден на вид, потому Аланис решила, что его беда – самая страшная. Допустим, вся семья погибла на его глазах, или церковь разграбили и сожгли дикари-кочевники. Герцогиня ощутила сочувствие к святому отцу. Она спросила, обращаясь преимущественно к нему:

– Не в Кристальные ли горы вы направляетесь, судари?

– Вы правы, сударыня, – сказал священник, а один из братьев-идиотов поддакнул: «Гыы».

– Позвольте присоединиться к вашей… честной компании.

– Почтем за счастье, сестра. Можем ли мы узнать ваше имя?

– Сестра Элис, – назвалась герцогиня. В ответ они сообщили свои имена. Аланис не дала себе труда запоминать кого-то, кроме священника. Его звали отец Давид.

Как быстро поняла девушка, ее дивные спутники испытывали трудности. Обыкновенно капитаны кораблей были не прочь взять на борт «божьего» пассажира… Но нынешнее время обыкновенным не являлось. В Альмере тревожно, мореходы и купцы старались не задерживаться здесь. А на другом конце маршрута – в Южном Пути – орудуют северяне. Если они уже захватили озерные порты, то примутся досматривать суда. А, досмотрев, что скажут кайры об этаких, прости Праматерь, пассажирах? Не сочтут ли, что компания убогих – это попытка врагов заразить неведомой хворью все войско Ориджина? А если так, не сожгут ли корабль вместе с паломниками?! Слухи о северянах ходили самые грозные.

Единственным, кого капитаны соглашались взять в рейс, был отец Давид. Его даже упрашивали: ведь святой отец принесет судну покровительство Праматерей. Однако бросить на берегу убогих своих спутников отец Давид отказывался.

Аланис взвесила: не надавить ли на священника и не уплыть ли с ним вдвоем? Явно больше удовольствия, чем путешествовать в обществе «бродячего цирка»! С другой стороны, благовидный священник вдвоем с высокой белокурой монашкой – очень уж приметная парочка. Мерзопакостные паломники нужны для маскировки. Ехать без них – самоубийство.

Тем временем Давид убеждал очередного купчину:

– Мы – мирные паломники, сударь. К войне не имеем никакого отношения. Наша единственная мечта – добраться в Кристальные Горы и омыться в святой купели у Створок Неба. Добрый господин, Янмэй Милосердная благословит вас, если поможете! Всякий знает: вернется сторицей каждая кроха, поданная убогому.

Он еще много другого говорил – весьма красноречиво, глубоким бархатным голосом. Даже Аланис заслушалась, а корабельщик – и подавно. Но братец-дурачок весьма некстати поковырял в носу и изрек:

– Гыыы!

А горбунья с клюкой добавила:

– Не бойтесь, добрый господин, мы – люди скромные, малым довольны. Много не съедим.

До сего момента купец не задумывался, что нищих пассажиров придется еще и бесплатно кормить.

– Простите, отче, такое дело… Благословение Янмэй – штука хорошая, но… Северяне – люди страшные. Если бы кого другого – взял бы. Но этих… да еще за бесплатно!.. Простите-увольте.

Аланис вмешалась в беседу:

– Скажи-ка мне, озерная рыбешка, чего стоит пропитание одного пассажира?

– Сестра, ты это… ты за словами-то! Хоть и монашка, но оскорблять честного торговца – это простите-увольте!

– Цена?

– Северяне – они же сущие звери. Коли увидят, кого везу, то сразу… Ой-ой-ой!

– Святая Эмилия, пошли терпения… – прошипела «монашка». – Эфеса довольно?

За эфес – двести пятьдесят шесть агаток! – паломники могли бы питаться пару месяцев. Прежде, чем купец вернул на место челюсть, девушка сунула ему золотой и махнула спутникам:

– На борт, судари.

Вскоре шхуна отвалила от пристани.

Та гадкая стряпня, которою их потчевали на борту, не стоила и сотой части оплаты. По мнению герцогини, она вообще ничего не стоила. Если бы ей, Аланис, щедро заплатили и нижайше, стоя на коленях, умоляли бы отведать подобного кушанья, то и тогда она лучше съела бы дохлую крысу, чем эту гадость! Данную мысль, только в более развернутой и многогранной форме, она высказала капитану шхуны. Капитан флегматично пожал плечами: «В трюме полно крыс, сестричка. Как одна издохнет, тут же тебе доставим». На борту – в родной стихии – этот скот обрел самоуверенность и больше не пасовал перед Аланис.

Место для ночлега паломникам выделили на палубе, под открытым небом. Аланис не сразу поверила – все ждала момента, когда их проводят вниз, в скромные, но уютные каюты. Когда солнце зашло, паломники принялись вить себе нечто вроде гнездышек из плащей, одеял, накидок – у кого что было, – и в груде этого тряпья укладываться спать.